Неточные совпадения
Г-жа Простакова (
к Еремеевне). Ты во всю ночь не смей вздремать у Софьиных
дверей. Лишь она проснется,
беги ко мне.
Чичиков, чинясь, проходил в
дверь боком, чтоб дать и хозяину пройти с ним вместе; но это было напрасно: хозяин бы не прошел, да его уж и не было. Слышно было только, как раздавались его речи по двору: «Да что ж Фома Большой? Зачем он до сих пор не здесь? Ротозей Емельян,
беги к повару-телепню, чтобы потрошил поскорей осетра. Молоки, икру, потроха и лещей в уху, а карасей — в соус. Да раки, раки! Ротозей Фома Меньшой, где же раки? раки, говорю, раки?!» И долго раздавалися всё — раки да раки.
«Увидеть барский дом нельзя ли?» —
Спросила Таня. Поскорей
К Анисье дети
побежалиУ ней ключи взять от сеней;
Анисья тотчас
к ней явилась,
И
дверь пред ними отворилась,
И Таня входит в дом пустой,
Где жил недавно наш герой.
Она глядит: забытый в зале
Кий на бильярде отдыхал,
На смятом канапе лежал
Манежный хлыстик. Таня дале;
Старушка ей: «А вот камин;
Здесь барин сиживал один.
Дуня поняла ее, схватила ключ, бросилась
к дверям, быстро отомкнула их и вырвалась из комнаты. Чрез минуту, как безумная, не помня себя, выбежала она на канаву и
побежала по направлению
к — му мосту.
Я
побежал в светлицу.
Двери были заперты. Я постучался. «Кто там?» — спросила Палаша. Я назвался. Милый голосок Марьи Ивановны раздался из-за
дверей. «Погодите, Петр Андреич. Я переодеваюсь. Ступайте
к Акулине Памфиловне; я сейчас туда же буду».
Отчего по ночам, не надеясь на Захара и Анисью, она просиживала у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами на бумажке: «Илья»,
бежала в церковь, подавала бумажку в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила в угол, бросалась на колени и долго лежала, припав головой
к полу, потом поспешно шла на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала в
дверь и шепотом спрашивала у Анисьи...
Он очень неловок: станет ли отворять ворота или
двери, отворяет одну половинку, другая затворяется,
побежит к той, эта затворяется.
Он живо вскочил и только хотел
бежать к себе, как и бабушка, и он, оба увидали Полину Карповну Крицкую, которая входила на крыльцо и уже отворяла
дверь. Спрятаться и отказать не было возможности: поздно.
Увидав хозяйку, стоявшую опять у своих
дверей, он скорыми цыпочками
побежал к ней через коридор; прошушукав с нею минуты две и, конечно, получив сведения, он уже осанисто и решительно воротился в комнату, взял со стола свой цилиндр, мельком взглянулся в зеркало, взъерошил волосы и с самоуверенным достоинством, даже не поглядев на меня, отправился
к соседкам.
Она стремительно выбежала из квартиры, накидывая на
бегу платок и шубку, и пустилась по лестнице. Мы остались одни. Я сбросил шубу, шагнул и затворил за собою
дверь. Она стояла предо мной как тогда, в то свидание, с светлым лицом, с светлым взглядом, и, как тогда, протягивала мне обе руки. Меня точно подкосило, и я буквально упал
к ее ногам.
— Par ici, monsieur, c'est par ici! [Сюда, сударь, вот сюда! (франц.)] — восклицала она изо всех сил, уцепившись за мою шубу своими длинными костлявыми пальцами, а другой рукой указывая мне налево по коридору куда-то, куда я вовсе не хотел идти. Я вырвался и
побежал к выходным
дверям на лестницу.
Мы с Крюднером бросились
к двери, чтоб
бежать на ют, но, отворив ее, увидели, что матросы кучей отступили от юта, ожидая, что акула сейчас упадет на шканцы. Как выскочить? Ну, ежели она в эту минуту… Но любопытство преодолело; мы выскочили и вбежали на ют.
— Митя, отведи меня… возьми меня, Митя, — в бессилии проговорила Грушенька. Митя кинулся
к ней, схватил ее на руки и
побежал со своею драгоценною добычей за занавески. «Ну уж я теперь уйду», — подумал Калганов и, выйдя из голубой комнаты, притворил за собою обе половинки
дверей. Но пир в зале гремел и продолжался, загремел еще пуще. Митя положил Грушеньку на кровать и впился в ее губы поцелуем.
— Да, да,
к мамочке! — вспомнил вдруг опять Снегирев. — Постельку уберут, уберут! — прибавил он как бы в испуге, что и в самом деле уберут, вскочил и опять
побежал домой. Но было уже недалеко, и все прибежали вместе. Снегирев стремительно отворил
дверь и завопил жене, с которою давеча так жестокосердно поссорился.
Сторож
побежал было
к нему, когда он стал отворять
дверь, но он крикнул на него: «Это я!
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом
к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге
двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и
бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного
к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
— «Вера Павловна!» — он пошатнулся, да, он пошатнулся, он схватился за ручку
двери; но она уж
побежала к нему, обняла его: «милый мой, милый мой!
Она увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у
двери отворившего ей Федю, бросилась
к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять
к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала
к шкапчику,
побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя
бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты,
бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
Архип
побежал в сени —
двери были отперты. Архип запер их на ключ, примолвя вполголоса: Как не так, отопри! и возвратился
к Дубровскому.
Я был несчастен и смущен, когда эти мысли начали посещать меня; я всячески хотел
бежать от них… я стучался, как путник, потерявший дорогу, как нищий, во все
двери, останавливал встречных и расспрашивал о дороге, но каждая встреча и каждое событие вели
к одному результату —
к смирению перед истиной,
к самоотверженному принятию ее.
Между тем испуганные слуги разбудили мою мать; она бросилась из своей спальни ко мне в комнату, но в
дверях между гостиной и залой была остановлена казаком. Она вскрикнула, я вздрогнул и
побежал туда. Полицмейстер оставил бумаги и вышел со мной в залу. Он извинился перед моей матерью, пропустил ее, разругал казака, который был не виноват, и воротился
к бумагам.
А Черевик, как будто облитый горячим кипятком, схвативши на голову горшок вместо шапки, бросился
к дверям и как полоумный
бежал по улицам, не видя земли под собою; одна усталость только заставила его уменьшить немного скорость
бега.
Григорий сорвал с плеч ее тлевшую попону и, переламываясь пополам, стал метать лопатою в
дверь мастерской большие комья снега; дядя прыгал около него с топором в руках; дед
бежал около бабушки, бросая в нее снегом; она сунула бутыль в сугроб, бросилась
к воротам, отворила их и, кланяясь вбежавшим людям, говорила...
Возьмет Гловацкий педагога тихонько за руку и ведет
к двери, у которой тот проглатывает последние грибки и
бежит внушать уравнения с двумя неизвестными, а Женни подает закуску отцу и снова садится под окно
к своему столику.
Девочка тоже взглянула на улицу и убежала из комнаты, громко хлопнув
дверью. Мать вздрогнула, подвинула свой чемодан глубже под лавку и, накинув на голову шаль, пошла
к двери, спеша и сдерживая вдруг охватившее ее непонятное желание идти скорее,
бежать…
И вдруг вспомнил мальчик про то, что у него так болят пальчики, заплакал и
побежал дальше, и вот опять видит он сквозь другое стекло комнату, опять там деревья, но на столах пироги, всякие — миндальные, красные, желтые, и сидят там четыре богатые барыни, а кто придет, они тому дают пироги, а отворяется
дверь поминутно, входит
к ним с улицы много господ.
И —
к счастью, солнце сегодня еще не остановилось, солнце
бежало, и вот уже 16, я стучу в
дверь — сердце стучит…
Александра как будто стерегли. Он тихо отворил
дверь, в сильном волнении, на цыпочках, подошел
к дивану и тихо взял за руку — отца Лизы. Александр вздрогнул, отскочил, хотел
бежать, но старик поймал его за фалду и посадил насильно подле себя на диван.
Несколько мгновений спустя Санин уже
бежал по улице
к себе на квартиру. Он и не заметил того, что вслед за ним из
двери кондитерской, весь растрепанный, выскочил Панталеоне — и что-то кричал ему, и потрясал, и как будто грозил высоко поднятой рукою.
Капитан поклонился, шагнул два шага
к дверям, вдруг остановился, приложил руку
к сердцу, хотел было что-то сказать, не сказал и быстро
побежал вон. Но в
дверях как раз столкнулся с Николаем Всеволодовичем; тот посторонился; капитан как-то весь вдруг съежился пред ним и так и замер на месте, не отрывая от него глаз, как кролик от удава. Подождав немного, Николай Всеволодович слегка отстранил его рукой и вошел в гостиную.
Стукнув в ответ на его «не отопру» три раза в
дверь кулаком и прокричав ему вслед, что он сегодня же три раза пришлет за мной Настасью, но я уже сам не пойду, я бросил его и
побежал к Юлии Михайловне.
— Притаись здесь, за мешками, — сказал он, запер за нею
дверь и
побежал к коню.
Особа эта, никем не встреченная, вприскочку
побежала на девичье крыльцо, и через несколько секунд уж слышно было, как хлопнула в девичьей
дверь, а следом за этим опять хлопнула другая
дверь, а затем во всех ближайших
к выходу комнатах началась ходьба, хлопанье и суета.
Иудушка сделал крутой поворот и почти
бегом направился
к двери.
Бабенькины апартаменты были вытоплены. В спальной стояла совсем приготовленная постель, а на письменном столе пыхтел самовар; Афимьюшка оскребала на дне старинной бабенькиной шкатулочки остатки чая, сохранившиеся после Арины Петровны. Покуда настаивался чай, Федулыч, скрестивши руки, лицом
к барышне, держался у
двери, а по обеим сторонам стояли скотница и Марковна в таких позах, как будто сейчас, по первому манию руки, готовы были
бежать куда глаза глядят.
— Тэрти-файф, тэрти-файф (тридцать пятый), — сказал он ласково, и после этого, вполне уверенный, что с таким точным указанием нельзя уже сбиться,
побежал по своему спешному делу, а Матвей подумал, оглянулся и, подойдя
к ближайшему дому, позвонил.
Дверь отворила незнакомая женщина с лицом в морщинах и с черными буклями по бокам головы. Она что-то сердито спросила — и захлопнула
дверь.
Ни он, ни я не успели выйти. С двух сторон коридора раздался шум; справа кто-то
бежал, слева торопливо шли несколько человек. Бежавший справа, дородный мужчина с двойным подбородком и угрюмым лицом, заглянул в
дверь; его лицо дико скакнуло, и он пробежал мимо, махая рукой
к себе; почти тотчас он вернулся и вошел первым. Благоразумие требовало не проявлять суетливости, поэтому я остался, как стоял, у стола. Бутлер, походив, сел; он был сурово бледен и нервно потирал руки. Потом он встал снова.
Потом сделала страдальческую физиономию, затряслась, потом пальцами правой руки по ладони левой изобразила, что кто-то
бежит, махнула рукой
к двери, топнула ногой и плюнула вслед.
Хмель совсем уже успел омрачить рассудок приемыша. Происшествие ночи живо еще представлялось его памяти. Мысль, что жена и тетка Анна
побежали в Сосновку, смутно промелькнула в разгоряченной голове его. Ступая нетвердою ногою по полу, он подошел
к двери и отворил ее одним ударом. Он хотел уже броситься в сени, но голос старухи остановил его на пороге и рассеял подозрения. Тем не менее он топнул ногой и закричал во все горло...
Как уязвленный,
побежал я на цыпочках
к дверям и вижу: в неосвещенной гостиной бесшумно скользит какая-то тень…
Он
бегом направился
к двери, а через несколько секунд уже был на улице. Не успел я хорошенько прийти в себя от этой неожиданности, как в
дверях столовой показалась голова дяди.
Тотчас же слышался другой звонок, я
бежал к комнате, что рядом с кабинетом, и Зинаида Федоровна, просунув в
дверь голову, спрашивала: «Кто это звонил?» А сама смотрела мне на руки — нет ли в них телеграммы.
(Услышав смех Аркадиной и Тригорина, прислушивается, потом
бежит к левой
двери и смотрит в замочную скважину.)
Так как отец большею частию спал на кушетке в своем рабочем кабинете, или был в разъездах по имениям, то я знал, что мама не только одна в спальне на своей широкой постели, но что за высокими головашками последней под образами постоянно горит ночник. Когда мною окончательно овладевал восторг побежденных трудностей, я вскакивал с постели и босиком
бежал к матери, тихонько отворяя
дверь в спальню.
Фешка, краснея от натуги и того особенного волнения, которое неизменно овладевало ей в присутствии всякого постороннего «мущины», подала самовар и
бегом бросилась
к двери, причем одним плечом попала в косяк; явилась Глафира Митревна, и мы по-семейному уселись вокруг стола.
И
бежала к нему опрометью, и целовала. Потом отходила
к двери, кланялась и опять...
— Ах, черт! — ахнул Коротков, потоптался и
побежал вправо и через пять минут опять был там же. № 40. Рванув
дверь, Коротков вбежал в зал и убедился, что тот опустел. Лишь машинка безмолвно улыбалась белыми зубами на столе. Коротков подбежал
к колоннаде и тут увидал хозяина. Тот стоял на пьедестале уже без улыбки, с обиженным лицом.
— А-а-а-а-а… — взвыл, не вытерпев пытки, Коротков и, не помня себя, подскочил
к Кальсонеру, оскалив зубы. Ужас изобразился на лице Кальсонера до того, что оно сразу пожелтело. Задом навалившись на
дверь, он с грохотом отпер ее, провалился в коридор, не удержавшись, сел на корточки, но тотчас выпрямился и бросился
бежать с криком...
Рано утром в Сочельник Катя и Соня тихо поднялись с постелей и пошли посмотреть, как мальчики будут
бежать в Америку. Подкрались
к двери.
Он повернулся
к двери. Сторож растворил ее перед ним; тою же быстрою, тяжелою и решительною походкою, высоко подняв безумную голову, он вышел из конторы и почти
бегом пошел направо, в отделение душевнобольных. Провожавшие едва успевали идти за ним.